Что ж, меня давненько здесь не было, но и жизнь - исхитрилась, подкинула условия... все закрутилось-завертелось, что даже голова кругом идет. Но по части стихов - довольно плодотворно) Парочка рисунков, но не более того. В основном - читаю и слушаю.
До конца дочитала Преступление и Наказание, Идиота - у Достоевского, Смерть в Венеции - у Томаса Манна, пытаюсь дочитать Бесов, Братьев Карамазовых и Господ Головлевых. А ещё хочу прочитать Кельтские Сумерки - Йейтса, Песню о себе - Уитмена... и это только самый краткий список... Эх. На Иосифа и Его братьев - боюсь даже замахиваться, ибо сия тетралогия - это целый кирпич! И как бы ни хотелось прочитать, но невольно возникает вопрос - "Когда?".
Таково общее положение дел
читать дальше***
Для этих глаз загадок нет –
Пред ними всё: и правда, ложь,
И ночь и тьма, и день и свет, -
И без ответа не уйдешь,
Пройдет хоть сотня тысяч лет,
Но краски не утратят цвет:
Здесь отсвет стали на закате,
Луны сквозь блеск вина в руке,
Ночная муть у дна в реке
И пятна крови в древнем злате.
В них все смешалось вихрем красок,
Что скрыть нельзя за слоем масок.
***
…А глаза у него голубые,
Как небо без ветра зимой:
До ужаса злые, немые –
Прожгли их и холод, и зной.
…А глаза у него ледяные –
Покрытые коркою льда, -
В них черное дно при обрыве,
Смерть и жизнь – смешная игра.
…А глаза у него как другие:
В них всё исказилось в дугу
Для него все на свете – чужие…
Но эти глаза не солгут.
***
Вдруг вперились в меня два глаза –
Смешливый взгляд ленивой мысли, -
Они полны смешной корысти
И метят жертву как проказа.
И око зоркое без страсти
Следит за шагом, каждым вздохом,
Мешает истину с пороком
И лжет себе оно отчасти.
И лишь когда его глазницы
Лишатся верных слуг своих,
Провалов черных и пустых
Коснутся лапки вещей птицы.
***
Уставший взгляд, смотрящий внутрь,
Где мысли вновь осевшей пылью
Равняют вместе тишь и бурю
И путают придумки с былью.
В них нет прозренья, откровенья –
Там паутиной всё сплелось:
И радость краткого забвенья,
И на былое страх и злость.
Лишь промелькнет мгновеньем, мигом
В них вдруг живое существо…
И растворится с немым криком,
Вновь превращаясь в вещество.
***
Одна душа о двух телах –
Придумка глупого поэта,
Где с многократным пиететом
Ваяют глупость на стихах…
Но я хочу поверить в чудо,
Что и моя душа оттуда.
***
Многие вещи стали казаться
Такими, какие те есть:
Предстали, ничего не скрывая,
Гордость, смиренье и честь.
Мне гордость сравняли с гордыней,
Но я того не стыжусь:
Не стать лебедям вдруг гусыней,
Ослом – не быть русаку.
Смиренье предали презренью –
Оно, мол, уже не в чести, -
Его подвергают забвенью
И рвут, хохоча, на куски.
Про честь говорить уже больно –
Её опошлили давно:
Называют ей что сердцу угодно,
А всё говорят не про то!
И я смирилась с несчастьем –
Мне честь моя дорога, -
Горжусь своею напастью:
Её не предам никогда.
***
Во мраке бездны пропадая,
Лежал чужак, закрыв глаза:
Его звала душа родная,
Чиста, как робкая слеза.
А он лишь выл, грызя зубами
То землю, а потом – ладонь,
И в исступлении руками
Тянулся к небу вновь и вновь.
Примирение двух начал.
В объятьях по-детскому робких,
Сжимал он его не дыша:
В глазах темно-черных, но кротких,
Отражалась больная душа.
Красивый, но вместе – уродец,
Он всех ненавидит и вся:
Весь мир и живущий народец,
Но больше, сильнее – себя.
Любил ли кого-то на свете?
Увы, вам того не скажу:
Не нуждался ни в добром совете,
Ни дружеском теплом кругу.
Но слабость свою неизменно
Ему одному и казал:
И слезы лил непомерно,
Ему одному и не лгал.
Выворачивал душу изнанкой –
Перед ним он и грязен, и наг…
И пусть говорят все украдкой:
«Злейший ему ты ведь враг!»
Он знает и верит – он верит! –
Не примет пускай хоть весь мир,
Но Этот его, в самом деле,
Примет, поймет и простит.
В ссоре.
«Приди, приди: я твой супруг!» -
Шептал на ухо темный дух,
Лаская словом тонкий слух,
Сам испытав полсотню мук.
«Уйди, уйди: ты только враг!» -
Кричал ему на речи страх,
Крылом чертя за взмахом взмах
В сознанье обережный знак.
«Постой, постой, ты не беги, -
Водил он рядом вновь круги, -
Запоры и замки туги…
Окошко хоть ты отвори!»
«Оставь, оставь свои труды –
Я не открою, хоть умри», -
И ярче теплится огни,
Чтоб отогнать пришельца тьмы.
«Прошу, пусти! Я весь продрог!
Мне нужен только один вздох,
И всполох пламени, и Бог!
Впусти, уже валюсь я с ног!»
«Никак, никак – уйди, дурак!
С собой несешь лишь пепел, прах
И повергаешь вечность в крах…
Уйди скорей, ты мне не благ!»
…
Вот так мотаются в плену
Начала два, что не в ладу.
***
Город, любовавшейся смертью,
Всё жаждал еды на крови,
И пал он под грубою плетью
Варваров с дальней земли
Прежде сияюще белый,
Сейчас – разноцветьем увит:
Так город неправильно светлый
Был жаждой своею убит.
***
Обеими ногами стою я на земле,
А может – и на льду,
Что весь трещит и плавится в огне,
И я уже не знаю, где плыву.
Кругом зола и пепел, запустенье -
Углем вокруг все обернулась вдруг…
Но невзначай в природном погребенье
Я луч надежды в ростке простом найду.
Пусть снег растаял, и я – тону в реке,
Но ведь и жизнь свой путь нашла в воде.
***
Печальней нет ведь участи убийцы:
Дважды убивает он людей,
И в жертве несчастный кровопивец
Человека не убьет прежде, чем в себе.
Сам впиши
Искусство мгновенья,
Искусство одной поры –
Не вечность, а вдохновенье,
Холодный жар – у лютой зимы.
Течению времени не подвластно –
Оно вне секунды и вне судьбы, -
Миг печали стал прекрасным,
Сама смерть – вне игры.
Без часов и без ключей –
Оно рвется сквозь границы и рамки,
Этот миг ещё ничей,
Но скоро – выйдет в дамки.
Это не суть – это грань,
Лишь отблеск осколка во тьме,
Кусок мозаики, край,
Лишь форточка – в окне.
Разлинованная страница
Вмиг обратилась огнем –
Так придуманная темница
Сгорела в пламени том.
***
Чудный маскарад! Богатство красок!
Нежный шепот! Изыски блюд!
Не потеряться бы здесь в хороводе масок:
Игре обмана своих господ и слуг.
Я путал имена и путал даты,
Я все мешал, я все кидал в котел:
Не различал рассветы и закаты,
Я все кричал: «Мы все Туда уйдем»…
И вот я снова в буйстве наслаждений,
Здесь все равны – здесь всякий себе раб, -
Но я устал от прежний убеждений.
Душой обрюзг и нервами ослаб.
За сотни лет устал я от волнений,
Пусть телом молод, в сердце же – старик,
Вокруг меня – множество течений,
Но я стою вне игр и интриг.
***
Где женщина о демоне рыдала
Во тьме ущелий, шепоте ручьев,
Под этою луню цвета сплава
Чистейшего металла с серебром?
Где плакала она слезою раскаленной,
Колени обжигая соленою водой,
И в тех краях волчицей озлобленной
Металась между небом и землей?
Тот темный край сокрыт от посторонних –
Невидим он для любопытных глаз, -
Но крик её и яростный, и скорбный
В тиши долин взлетит ещё не раз.